Эпоха колониальных империй вывела новую технологию удержания контроля над колониями. Индустриализация в Европе только начинает развиваться и набирать обороты, но и колонии пока что только “приживаются” на месте. Колонии уже зависимы от поставок пороха, огнестрельного оружия, обустройство привычного образа жизни для европейца требует наличия “цивилизованных” предметов, которые сопутствовали ему в Старом Свете. От простых вещей, как игла или пуговицы для рубахи, до достаточно сложных инструментов, которые ему необходимы. Социализация европейского общества проходит не бросающийся в глаза, но заметный скачок от средневекового мира, в котором самообеспечение всем необходимым было нормой и лишь изредка приходилось что-то приобретать или заказывать на стороне, до состояния, когда торговля развилась настолько, что многие вещи проще купить, чем сделать самому. Полностью это стало нормой с развитием индустриализации и массовым выпуском различных товаров. К моменту, когда колонии “устоялись” и превратились из фортов во враждебной среде в полноценные территории, населенные относительно равнозначным населением, сложилось положение, когда все мелочи шли из метрополии, или почти все. Местное производство на первых этапах колонизации было невыгодно и неудобно обустраивать. А позже случайно создавшийся механизм работал уже целенаправленно.

Но вернемся к началу колонизации. Возвращение к рабовладельчеству было обусловлено не только экономическими обстоятельствами. Европа, входя в начало активного технического развития, отходит от земледелия как основы своей экономики. Хотя для многих регионов оно остается основным источником существования и основным источником благосостояния. Но те страны, которые получили доступ к колонизации, во многом повторяют те же существовавшие в античные времена принципы. Только скорее не колониального, а именно имперского типа. Античные империи не создавали колоний, античные империи подчиняли себе провинции (сатрапии или любое другое локальное название подчиненных и подвластных территорий). Столицы империй не были аграрными центрами, хотя могли быть окружены аграрными территориями. Но, к примеру, тот же Рим имел население, которое уже не могли прокормить окрестные латифундии. В Рим активно везли зерно из того же Египта и других провинций.

Собственно, принцип колониальной политики начинает зарождаться именно с этой расстановки. Происходит распределение ролей. Европа, старые земли, оказавшиеся зажатыми в своем развитии, не способные расшириться за счет соседей (а если и прихватывало одно европейское государство часть территории другого, то получало примерно то же, что уже имело). Это время сформировало новый кризис, который историки недооценивают, так как он растянулся на достаточно длительный исторический период, а не произошел в краткие сроки. Кризис относительной перенаселенности и предела земледельческого развития. Конец средневековья и начало возрождения, снимает многие проблемы, которые существовали в Европе до этого. Централизация государств и их укрупнение приводит к снижению количества войн, как минимум междоусобные стычки, которые происходили даже между вассалами одного сюзерена, на территории официально одного государства, уходят в прошлое, теперь знатные дворяне, при возникновении недовольства соседом, предпочитают резать друг друга персонально, на дуэлях, а не вести своих крестьян разорять соседские поселения. Борьба королей за абсолютизм не только приводит вассалов в статус более заметного подчинения, но и отодвигает в сторону влияние церкви. Монархи стараются освободиться от власти Папы и от верховенства церковников на своих территориях. Подавляя политическое влияние церкви и ее значимость, монархи, преследуя личные цели, играют прогрессивную роль в этом плане. В частности, снижается церковный прессинг на науку, устанавливается власть королевского закона, отодвигающая инквизиционные суды, наравне с местными судами и законами вассалов, в сторону. Наука, в том числе и медицина, начинают развиваться, а не выживать, как это происходило большую часть средневековья. В результате, когда вместо сжигания “ведьм” в качестве “лечения вызванных ими эпидемий”, начинают изучать болезни и их причины и искать способы лечения, выкашивавшие целыми городами и селами болезни остаются в прошлом. Меньше войн и лучше медицина – хороший повод для роста населения.
Но предел развития земледелия в самой Европе по-прежнему упирается в мелкие частные хозяйства, обрабатываемые каждой семьей по отдельности. За прошедшие века земля стала в Европе высочайшей ценностью и даже попытки ее перераспределения приводят лишь к смене владельцев, но не к смене принципов ее обработки. Впрочем, такие исключения, как “огораживания” в Англии, заменившие поля на пастбища и вытеснившие мелких арендаторов земельных участков, уже скорее являются следствием, а не причиной дальнейшего шага развития. Земледелие в Европе, по сути, зашло в тупик. Не имея ни новых технологий, ни возможности создания крупных земледельческих хозяйств, на которых можно было бы использовать уже известные технологии более эффективно, не имея, по сути, свободных земель, но учитывая то, что рост населения увеличился, экономическое решение напрашивается само собой. Существующий уровень земледелия еще способен прокормить растущее население, но не способен полноценно занять свободные рабочие руки. Все это, в том числе, прекращение преследований науки и начало активного ее развития, приводит к началу развития технического. Наряду с ростом торговли и стабилизацией военно-политических условий дает возможность заложить основы грядущей индустриализации. Свободные руки и новые потребности, а также новые возможности, предоставляемые начавшимся технологическим прогрессом (который сам стал возможен благодаря сложившимся обстоятельствам), приводит к развитию мануфактур и созданию производства, пусть еще и в рассеянном виде.

Земли Старого Света, в первую очередь европейские земли, становятся оплотом набирающего обороты производства, создаются новые инструменты, растущий спрос дает возможность целенаправленно и массово производить те предметы, которые раньше столь массово не производились. Ремесло начинает занимать превалирующее положение над земледелием. Это становится возможным, в том числе по причине колонизации. Новые колонии становятся не только востребованным рынком сбыта, но и источником сельхозпродукции, объем производства которой в самой Европе, остался прежним, если не стал уменьшаться. Это становится возможным еще и по той причине, что организация производства в связи с развитием техники становится более сложным процессом, появляется новое и достаточно сложное и достаточно дорогостоящее оборудование, везти которое за океан довольно проблематично и рискованно, проще отправить туда готовую продукцию. В свою очередь Новые Земли, как уже говорилось, не обладают теми недостатками, которые свойственны Старому Свету. В первую очередь здесь нет тотального дробления земельных участков, привычного и естественного для Европы.

Местное население либо находится на уровне родоплеменной организации и ведет образ жизни охотников-собирателей, либо, если это и земледельческие культуры, то вопрос собственности на землю перед завоевателями не стоит, они распоряжаются ею по своему усмотрению (тот самый принцип империй – подавление более слабого соседа).

Новые земли оккупируются европейцами, и завоеватели делят их между собой. Развитие имперских территорий, развитие колоний, хотя и идет по принципу, аналогичному таковому у античных империй, имеет свои, довольно заметные, отличия. Удаленное расстояние от метрополий скорее играет на руку возрождению античных принципов, в том числе и принципов античного сельского хозяйства, так как старая европейская модель здесь оказывается неприменима., а контроль метрополии снижен до минимума. Но возникает ряд проблем, отличающих, скажем, создание римлянами плантаций на территории завоеванной Галлии от создания плантаций на островах Карибского моря или на территории современной Мексики. В те времена и в тех местах не было особых проблем с получением рабочей силы, а также не было проблем с самим восприятием рабовладельческого строя. Здесь же земля не поделена на мелкие участки “законных владельцев”, то есть есть возможность (в отличие от Европы) создавать крупные земледельческие хозяйства, но сам принцип использования рабов, как минимум массового и активного использования, уже остался в прошлом, во временах античности. Местное население не приспособлено к земледелию и не привыкло к беспрекословному подчинению. Возрождать европейские традиции и завозить арендаторов-холопов, наделяя их участками, и не выгодно, и не эффективно. Хотя первоначально делаются попытки и порабощения местного населения, и завоза “белых рабов”. Все быстро меняется, когда торговцы начинают привозить африканцев. Работорговля не возникает на пустом месте. Покупка торговцами пленных у африканских вождей, была и раньше, но не столь массово. В самой Европе не было большого спроса на рабов. Свои рабочие руки девать было некуда. В основном рабы шли на восточные рынки, да и то не столь массово. Потребность в рабочих руках, послушных рабочих руках, на больших плантациях в Америке, создает высокий спрос на завоз рабов из Африки. В свою очередь, создается и высокий спрос на создание новых больших земледельческих хозяйств в колониях. Помимо выращивания той продукции, возделывание которой невозможно, по климатическим условиям, в самой Европе, формируется взаимосвязанный процесс развития колоний как сырьевых и сельскохозяйственных территорий и метрополий как производственных. Чем шире разрастаются колонии и больше появляется поселений и плантаций, тем выше спрос на различные промышленные товары из Европы, что подстегивает их производство и укрепляет путь к индустриализации в самой Европе. Чем больше Европа уходит в сторону технического и технологического развития, тем больше возникает в ней необходимость поставок сельхозпродукции из колоний, подстегивая развитие новых хозяйств.