Понятие “консерватизм” часто маскируют, прикрывая другими терминами и определениями. В тех странах, где он воспринимается нормой (как правило, в странах, которые на данный момент живут устраивающей их жизнью, то есть имеют не просто стабильную, а активно развивающуюся экономику, достаточно высокий уровень дохода на душу населения, причем не “валовой доход” и не среднестатистические показатели, а высокий уровень обеспеченности всем необходимым подавляющего большинства населения, низкое давление законодательства на частную и личную жизнь, высокую элективность частной жизни, карьеры, возможность свободного творчества и минимальное вмешательство законодательства в сферы, не связанные с общепринятыми представлениями о преступлениях), в таких странах понятие консервативности не только не маскируется, но, напротив, выводится как одна из основных политических идеологий: когда общество всем устраивает, общество ничего не хочет менять. Но в странах, где экономическое и социальное положение нельзя назвать блестящим, где высокий уровень тоталитарности законов и высокое давление государства на частную и личную жизнь граждан, высокий уровень вмешательства государства в повседневное существование граждан со стороны закона и высокий уровень ограничений всех вариантов, там консерватизм маскируется под другую терминологию.
Консерватизм, сам по себе, свойственен любой государственной формации, как попытка удержать существующее положение и порядки. Но он воспринимается населением в качестве допустимой нормы в тех сообществах, в которых созданы достаточно благоприятные условия существования самого общества. Недостатки и минусы, есть всегда и в любой системе, но когда они начинают перевешивать те плюсы, которые предоставляет данная система, общество постепенно начинает склоняться к желанию перемен. В таких условиях консерватизм становится не поддержанием стабильности, а деградацией и насильственным удержанием неприемлемых условий.
Но любая система, любое государство (не как страна, а как существующий конгломерат власть имущих) всегда остаются консервативными, значительно более консервативными, чем общество. Такой конгломерат может выбрать два пути: либо, пусть и с неохотой, но идти на уступки обществу и постепенно осуществлять перемены, либо упорно цепляться за консервативные принципы и противодействовать наиболее радикально настроенным элементам общества. Во втором случае сперва включается убеждение, активная пропаганда существующих или мнимых плюсов такого положения, утверждение, что данный строй, формация общества – “самая лучшая”, отчего идет переход к установлению постулата, что все, любые перемены, являются тлетворным влиянием зарубежных сил, направленных на уничтожение самого лучшего строя в мире; следовательно, любой, кто требует перемен, является либо пособником иностранных сил, либо подпал под их влияние. А следовательно, недалеко до следующей стадии этого процесса: включается внутренний, государственный террор, силовое подавление инакомыслия, законодательное ограничение на свободу слова и преследование всех не только радикально мыслящих граждан, но и граждан, высказывающих неудовлетворенность своим положением в принципе.
В таком положении консерватизм быстро превращается в крайне агрессивный тоталитаризм. Если значительная часть общества понимает, что существующее положение не достойно поддержания и удержания в существующем виде, то консерватизм подменяется лозунгами псевдопатриотизма, заявлениями об избранности нации, народа, населения, поддерживающего существующую идеологию, а следовательно, и режим. Такие заявления могут граничить с националистической идеологией, взывать к “традиционным ценностям”, “наследию предков”, взывать к религиозности и фанатизму. Подменяя исторические и социальные реалии, такой консервативный режим будет все глубже проваливаться в тоталитарное устройство и пытаться удержать существующие порядки силой. Именно в подобных общественных формациях вспыхивали революции, как Великая Французская революция, когда правящие круги аристократии не захотели принять реалии промышленной революции и пытались всеми силами удержать свое привилегированное положение, или революция в царской России, когда опять-таки правящие круги во главе с монархией пытались удержать консервативные устои в условиях общего экономического, политического и военного кризиса.
Как уже говорилось выше, любая формация общества имеет свои недостатки, поскольку общество всегда устремляется к противоположной крайности, пытаясь избавиться от существующих минусов данной формации. Оно настраивается на построение противоположной формации, видя в ней те плюсы, которых не достает текущей. Но любые перемены, тем более идущие через революционные инновации в условиях противодействия общества тоталитарной системе, приводят к тому, что во главе движения за перемены встают наиболее радикальные элементы, настроенные на полное изменение существующих порядков и построение полностью противоположных. Укрепляя свои позиции, эти радикалы устанавливают новую формацию, которая утверждается через подавление и борьбу с контрсилами экс-консерваторов. Зачастую сами методы установления новой структуры становятся весьма агрессивными и порождают тоталитарное управление даже в большей степени, чем предшествующее. Укрепившись, новая структура быстро скатывается в консервативные устремления, уже не желая перемен, так как поставленные цели и задачи были достигнуты в той или иной степени. Но мы уже говорили о том, что маятник истории постепенно замедляет амплитуду своих колебаний, временную амплитуду. Борьба радикальных устремлений к переменам, сменяющихся периодами консервации и удержания существующего положения, занимает все более короткие промежутки времени.
Причины этого просты. С историческим развитием общество становится менее замкнутым, развивается технологически, в том числе развиваются способы накопления информации и доступность этой самой накопленной информации широким слоям общества. Общество становится все более образованным и более информированным. Если для родоплеменного общества “жить, как предки завещали” было нормой и высшим идеалом, способом самого существования общества, устанавливающего и поддерживающего консерватизм, возвышающего “традиционные ценности” как некий высший идеал стремления общества, а перемены, которые все же приходится этому обществу принимать, как правило, связаны с резким изменением привычного быта и какими-то катастрофическими причинами этих перемен (нашествие чуждых племен, погодные изменения, которые подталкивают племена искать новые территории, а следовательно, рушится привычный образ жизни и меняется восприятие его неизменности), то все равно требуется большой срок для накопления понимания широкими слоями общества необходимости и важности изменений, для осознанного принятия решения о новых подходах. Накопленная информация передается только в рамках своего племени от поколения к поколению, когда новые и революционные перемены становятся легендами и новыми традициями.
Эпоха античных империй важна не только своим устремлением к завоеваниям и объединению больших территорий, на которых смешиваются разные племена. В первую очередь она важна информационным прорывом в сравнении с прежним обществом. Письменность как таковая возникла задолго до античных империй, но использовалась в основном для хозяйственной информации, торговых записей, отчетов, записанных легенд и восхвалений королям. Именно античность делает письменность доступной, и хранимая информация сортируется, накапливается, изучается в больших объемах; совокупность информации разных стран и племен классифицируется и изучается. В том числе и исторические записки, несущие опыт поколений, не в контексте хвалебных од великому предку, совершившему благое деяние, а с учетом ошибок и понимания неверных стратегий предшествующих времен. Возникает философия, размышления, сопоставление и анализ. Накопление информации ускоряет процессы и делает более заметными те минусы, которые существовали ранее во всех формациях, как соответствующих нынешней, так и в противоположных. В результате более свободного доступа к информации стремления становятся менее радикализированными и пытаются учитывать ошибки предыдущих эпох. Но средневековье сводит на нет все достижения античных империй, разрушая культуру и науку, подменяя их религиозностью и традиционализмом. Регресс общества затягивается на полторы тысячи лет. Те же письменные источники становятся достоянием узкого круга избранных — дворян, духовенства, да и то “крамольные”, противоречащие насаждаемым идеологиям источники уничтожаются и запрещаются. С возрождением снова возвращается информационная доступность и с каждым шагом становится все более открытой и более массовой. Возникают газеты, журналы, телеграф, школы становятся доступны многим, а не группе избранных. Далее — больше: телевидение, радио, интернет. Возможность информационного доступа дает возможность более широкой информированности и более детального понимания. Это, конечно, не страхует от ошибок и чрезмерной увлеченности теми или иными взглядами и идеологиями, но в основной массе накапливается более осознанное понимание как одной, так и другой формации с их плюсами и минусами. Понимание минусов существующей формации и накопление недовольства этими минусами зависит от уровня тоталитарности властей и неудовлетворенности общества своим положением, но радикальность стремления к противоположной формации зависит от понимания и умения видеть не только плюсы, но и минусы другой формации. С накоплением информированности общества о исторических примерах формаций и активизируется стремление к иным примерам, но при этом радикализация этих стремлений происходит значительно ниже, чем в более древние времена. В результате мы видим не только сокращение периода между пиками маятника, но и более высокую плавность этих переходов накапливается и недовольство минусами существующих формаций В результате мы видим не только сокращение периода между пиками маятника, но и более высокую плавность этих переходов.
В итоге общество стремится к усреднению обеих крайностей и порождению такой формации, которая избавится от большинства минусов крайних формаций, объединит их плюсы, создав единую структуру социально-политического и экономического пространства, в котором можно будет удовлетворять потребности общества, возможности и стремления индивидуумов, направленные на реализацию собственных нужд. Само общество должно приобрести стабильность не в консервативном плане, а в плане мягкого, плавного, и непрерывного развития и прогресса, направленного не на борьбу с недостатками формаций, а на технологическое, научное, экономическое развитие, на максимальное раскрытие потенциала общества в новом понимании принципа его устройства.
Именно такой идеологией, пытающейся избежать минусов двух систем и объединить их плюсы, становится социал-либертанство. Социал-либертанство – это идеология свободного, самоуправляемого общества без властных надстроек, так как любая власть стремится к благополучию власть имущих, а не общества. Но в отличие от анархических идеологий, социал-либертанство признает необходимость общественных или государственных структур хозяйственного и социального плана, подчиненных обществу, а не стоящих над ним.
Социал-либертанство вводит новое понятие “государства” не как структуры управления и подчинения, обладающей правом подавления и насилия, а как структуры хозяйственного плана, полностью подотчетной населению. Именно население ставится над государством, а государству вместо функции власти придается функция хозяйственного и социального органа, осуществляющего нужды общества. Более подробно мы опишем все это ниже, но сначала нужно объяснить основополагающие моменты идеологии социал-либертанства, чтобы они стали понятны гражданам, чтобы идея нового типа общества стала осязаема.