Статья взята из ВК группы Иван Ефремов: свобода внутри нас

Сайт иванефремов.рф

Публикуется на правах рекламного партнерского бесплатного материала. 

Обнажённый и сверкающий клинок, находка для художника, девушка, в которой соединились черты античных греко-критян и более поздних народов Центральной Индии, великолепная певица, выдающаяся спортсменка, нежная и хищная пантера, девушка грёз Мвена Маса, истинная артистка, светолюбивый земной цветок, пересаженный на планету двойной звезды (голубой и красной) и при этом дочь красной звезды, биолог, богиня древних людей, которая всё может, мастер хай-дайвинга (прыжков в воду с экстремальных высот) и, конечно же, непревзойдённая танцовщица.

Всё это она, Афродита Эры Великого Кольца, богиня, родившаяся из пены, оплодотворённой светом звёзд
над ночным морем, покорительница исполинских волн Чара Нанди!

«Однажды вечером я вёл свою машину в Центральной Атлантике, на запад от Азор, где противотечение смыкается с северным течением. Там всегда ходят большие волны — грядами, одна за другой. Мой глиссер то взмётывался под низкие тучи, то стремительно летел в провалы между волнами. Винт ревел, я стоял на высоком мостике рядом с рулевым. И вдруг — никогда не забуду!

Представьте себе волну выше всех других, мчащуюся навстречу. На гребне этой колоссальной волны, прямо под низкими и плотными жемчужно-розовыми тучами, стояла девушка, загорелая до цвета красной бронзы… Вал нёсся беззвучно, и она летела, невыразимо гордая в своём одиночестве посреди необъятного океана. Мой глиссер взметнулся вверх, и мы пронеслись мимо девушки, приветливо помахавшей нам рукой. Тут я разглядел, что она стояла на лате, — знаете, такая доска с аккумулятором и мотором, управляемая ногами.

— Знаю, — отозвался Дар Ветер, — для катания на волнах.

— Больше всего меня потрясло, что вокруг не было ничего — низкие облака, пустой на сотни миль океан, вечерний свет и девушка, несущаяся на громадной волне. Эта девушка…

— Чара Нанди! — сказала Эвда Наль. — Это понятно. Но откуда она взялась?

— Вовсе не из пены и света звёзд! — Чара рассмеялась неожиданно высоким звенящим смехом. — Всего лишь с плота белкового завода. Мы стояли тогда у края саргассов[саргассы — области моря внутри круговоротов морских течений, сплошь покрытые скоплениями водорослей], где разводили хлореллу[хлорелла — морские водоросли с огромным содержанием белка, искусственно возделываемые для получения белковой пищи], а я работала там биологом.

— Пусть так, — примирительно согласился Карт Сан. — Но с того момента вы стали для меня дочерью Средиземного моря, вышедшей из пены, неизбежной моделью моей будущей картины. Я ждал целый год…

— Из звёздного света и морской пены, — услышала Веда Конг шёпот Чары и украдкой взглянула на девушку.

Твёрдый, будто вырезанный из дерева или из камня профиль Чары говорил о древних народах. Маленький, прямой, чуть закруглённый нос, чуть покатый широкий лоб, сильный подбородок, а главное — большое расстояние от носа до уха — все характерные черты народов античного Средиземноморья были отражены в лице Чары.

Веда незаметно осмотрела её с головы до ног и подумала, что всё в ней немного «слишком». Слишком гладкая кожа, слишком тонкая талия, слишком широкие бёдра… И держится подчёркнуто прямо — от этого её крепкая грудь слишком выдаётся. Может быть, художнику нужно именно такое, сильно выраженное?».

Кто же был прототипом Чары Нанди? Ответ на этот вопрос мы узнали совсем недавно из опубликованного рассказа Ивана Ефремова «Тамара» в сборнике «Women in my life» («Мои женщины»), события которого произошли почти сто лет назад, в 1930-ом году, под Оренбургом на хуторе Татьяновка, возле речки Янгиз:

«Я услышал лёгкие, быстрые шаги справа, снизу на речке, и обернулся. Весь склон долины Янгиза был залит ярким светом низкого солнца. Среди двухметровых подсолнечников с их огненными коронами шла девушка.

При виде меня она остановилась как вкопанная, встретив мой удивлённый и пристальный взгляд. Я не видел её раньше, но сразу понял, что мне не забыть этой встречи и что мне встретилось существо необыкновенное. Её смуглое лицо с классическими украинскими густыми чёрными бровями, прямым носом, чёрными и блестящими, точно вишни, глазами и полным, довольно круглым ртом казалось ещё более тёмным от жаркого румянца. Крупно вьющиеся пряди смоляных волос обрамляли широкий лоб, выбиваясь из-под туго замотанного вокруг головы тонкого шёлкового шарфа. Его оранжевый цвет удивительно оттенял дикую смуглоту и живопись смелого, почти вызывающего лица. Старое коричневое платье из не по-летнему плотного материала облегало фигуру с такой же вызывающей женственностью, какая отражалась на лице незнакомки. Сильная загорелая шея была открыта, и неглубокий вырез платья приоткрывал ложбинки между крепких грудей, которые натягивали упругую ткань, так что тугие соски чётко обозначились под ней. Тонкая талия очень резко сужалась под руками женщины (это, конечно, была не девушка!), словно в тревоге охватившими её, опиралась на крутые выгибы широких бёдер. Юбка немного ниже колен открывала сильные, дотемна загорелые ноги.

Описание это приложимо к сотням других женщин и даёт лишь внешнее. Главное же было в странной, дерзкой силе (не физической, хотя физическая крепость и была очевидна), переполнявшей всё существо женщины. Может быть, от очень прямой осанки, отчего грудь, в общем-то не очень большая, выступала резко. Может быть, в тонкой, легко гнущейся талии и в то же время гордой прямой спине, спадавшей к круглому мощному заду? Может быть, прямой и твёрдый взгляд непроницаемых глаз с синими, как у породистой лошади, белками, тонкой улыбке, приоткрывшей крупные зубы и контрастной по общему облику животного здоровья?

Тридцать лет спустя я взял образ этой женщины за прототип образа Чары Нанди в «Туманности Андромеды».

И дерзость эта была не просто дерзостью, а сексуальной, может быть, просто неколебимой уверенностью в своей сексуальной силе, и без глупой самоуверенности, так портящей многих красивых женщин, привыкших к успеху».

Женщину эту звали Тамара, и обладала она такой эротической мощью, что Ефремов сравнивал её с ведьмой (в хорошем смысле).

Но вернёмся к Чаре Нанди.

В романе «Туманность Андромеды» содержится подробное описание её немыслимого неистового чарующего танца, с которым, пожалуй, не может сравниться даже танец Оллы Дез из «Часа Быка» (не по качеству, а по чувственности):

«Чара взглянула на часы в куполе зала и поднялась.

Одеяние Чары поразило африканца. На смуглых плечах девушки лежала платиновая цепочка, оставлявшая открытой шею. Ниже ключиц цепочка застёгивалась светящимся красным турмалином.

Крепкие груди, похожие на широкие опрокинутые чаши, выточенные изумительно точным резцом, были почти открыты. Между ними от застёжки к поясу проходила полоска тёмно-фиолетовой ткани. Такие же полоски шли через середину каждой груди, оттягиваясь назад цепочкой, сомкнутой на обнажённой спине. Очень тонкую талию девушки обхватывал белый, усеянный чёрными звёздами пояс с платиновой пряжкой в виде лунного серпа. Сзади к поясу прикреплялась как бы половина длинной юбки из тяжёлого белого шёлка, тоже украшенного чёрными звёздами. Никаких драгоценностей на танцовщице не было, кроме сверкающих пряжек на маленьких чёрных туфлях.

— Скоро мой черёд, — безмятежно сказала Чара, направляясь к аркаде прохода, оглянулась на Мвена Маса и исчезла, провожаемая шёпотом вопросов и тысячами взглядов.

На сцене появилась гимнастка — великолепно сложённая девушка не старше восемнадцати лет. Под речитатив музыки, озарённая золотистым светом, гимнастка проделала стремительный каскад взлётов, прыжков и поворотов, застывая в немыслимом равновесии в моменты напевных и протяжных переходов мелодии. Зрители одобрили выступление множеством золотых огней, и Мвен Мас подумал, что Чаре Нанди будет нелегко выступать после такого успеха. В лёгкой тревоге он осмотрел безликое множество людей напротив и вдруг заметил в третьем секторе художника Карта Сана. Тот приветствовал его с весёлостью, показавшейся африканцу неуместной, — кто, как не художник, написавший с Чары картину «Дочь Средиземного моря», должен был обеспокоиться судьбой её выступления.

Только африканец успел подумать, что после опыта он поедет смотреть картину, как огни вверху погасли. Прозрачный пол из органического стекла загорелся малиновым светом раскалённого чугуна. Из-под нижних козырьков сцены заструились потоки красных огней. Они метались и набегали, сочетаясь с ритмом мелодии в пронизывающем пении скрипок и низком звоне медных струн. Несколько ошеломлённый стремительностью и силой музыки, Мвен Мас не сразу заметил, что в центре пламеневшего пола появилась Чара, начавшая танец в таком темпе, что зрители затаили дыхание.

Мвен Мас ужаснулся, что же будет, если музыка потребует ещё большего убыстрения. Танцевали не только ноги, не только руки — всё тело девушки отвечало на пламенную музыку не менее жарким дыханием жизни. Африканец подумал, что если древние женщины Индии были такие, как Чара, то прав поэт, сравнивший их с пламенными чашами и давший наименование женскому празднику.

Красноватый загар Чары в отсветах сцены и пола принял яркий медный оттенок. Сердце Мвена Маса неистово забилось. Этот цвет кожи он видел у людей сказочной планеты Эпсилон Тукана. Тогда же он узнал, что может существовать такая одухотворённость тела, способного своими движениями, тончайшим изменением прекрасных форм выразить самые глубокие оттенки чувств, фантазии, страсти, мольбы о радости.

Прежде весь устремлённый в недоступную даль девяноста парсек, Мвен Мас понял, что в необъятном богатстве красоты земного человечества могут оказаться цветы, столь же прекрасные, как и бережно лелеемое им видение далёкой планеты. Но длительное стремление к невозможной мечте не могло исчезнуть так быстро. Чара, приняв облик краснокожей дочери Эпсилон Тукана, укрепила упрямое решение заведующего внешними станциями.

Эвда Наль и Веда Конг — сами отличные танцовщицы, впервые видевшие танцы Чары, были потрясены. Веда, в которой говорил учёный-антрополог и историк древних рас, решила, что в далёком прошлом женщин Гондваны, южных стран, всегда было больше, чем мужчин, которые гибли в боях со множеством опасных зверей. Позднее, когда в многолюдных странах юга образовались деспотические государства древнего Востока, мужчины гибли в постоянных войнах, зачастую вызванных религиозным фанатизмом или случайными прихотями деспотов. Дочери Юга вели трудную жизнь, в которой оттачивалось их совершенство. На Севере, при редком населении и небогатой природе, не было государственного деспотизма Тёмных веков. Там мужчин сохранялось больше, женщины ценились выше и жили с большим достоинством.

Веда следила за каждым жестом Чары и думала, что в её движениях есть удивительная двойственность: они одновременно нежные и хищные. Нежность — от плавности движений и невероятной гибкости тела, а хищное впечатление исходит от резких переходов, поворотов и остановок, происходящих с почти неуловимой быстротой хищного зверя. Эта вкрадчивая гибкость получена темнокожими дочерьми Гондваны в тысячелетия тяжёлой борьбы за существование. Но как гармонично она сочеталась в Чаре с твёрдыми и мелкими критско-эллинскими чертами лица!

В короткое замедление адажио вплелись учащавшиеся диссонансные звучания каких-то ударных инструментов. Стремительный ритм взлётов и падений человеческих чувств в танце выражался чередованием насыщенных движений и почти полной остановкой их, когда танцовщица застывала недвижным изваянием. Пробуждение дремлющих чувств, бурная вспышка их, изнеможённое сникание, гибель и новое возрождение, опять бурное и неизведанное, жизнь скованная и борющаяся с неотвратимой поступью времени, с чёткой и неумолимой определённостью долга и судьбы. Эвда Наль почувствовала, как близка ей психологическая основа танца, как щёки её покрываются краской и учащается дыхание… Мвен Мас не знал, что балетная сюита написана композитором специально для Чары Нанди, но перестал страшиться ураганного темпа, видя, как легко справляется с ним девушка. Красные волны света обнимали её медное тело, обдавали алыми всплесками сильные ноги, тонули в тёмных извивах ткани, зарёй розовели на белом шёлке. Её закинутые назад руки медленно замирали над головой. И вдруг, без всякого финала, оборвалось буйное звучание повышавшихся нот, остановились и погасли красные огни. Высокий купол зала вспыхнул обычным светом. Усталая девушка склонила голову, и её густые волосы скрыли лицо. Вслед за тысячами золотых вспышек послышался глухой шум. Зрители оказывали Чаре высшую почесть артиста — благодарили её, встав и поднимая над головами сложенные руки. И Чара, бестрепетная перед выступлением, смутилась, откинула с лица волосы и убежала, обратив взгляд к верхним галереям.

Распорядители праздника объявили перерыв. Мвен Мас устремился на поиски Чары, а Веда Конг и Эвда Наль вышли на гигантскую, в километр шириной, лестницу из голубого непрозрачного стекла — смальты, спускавшуюся от стадиона прямо в море. Вечерние сумерки, прозрачные и прохладные, потянули обеих женщин искупаться по примеру тысяч зрителей праздника.

— Не напрасно я сразу заметила Чару Нанди, — заговорила Эвда Наль. — Она замечательная артистка. Сегодня мы видели танец силы жизни! Это, вероятно, и есть Эрос древних…

— Я теперь поняла Карта Сана, что красота в самом деле важнее, чем нам кажется. Она — счастье и смысл жизни, он хорошо сказал тогда! И ваше определение верное, — согласилась Веда, сбрасывая туфли и погружая ноги в тёплую воду, плескавшуюся на ступенях.

— Верное, если психическая сила порождена здоровым, полным энергии телом, — поправила Эвда Наль, снимая платье и бросаясь в прозрачные волны».

Как же могла звучать песня, под которую танцевала Чара?

«— Вы не знаете, Эвда, каково мне. Каждая подготовка танца — радостное искание. Я сознаю, что людям ещё раз будет отдано нечто хорошее, которое принесёт радость, затронет глубину чувств… Живу этим. Приходит момент осуществления замысла, и я отдаю всю себя взлёту страсти, горячему и безрассудному… Наверное, это передаётся зрителям, и оттого столь сильно воспринимается танец. Всю себя — всем вам…

— И что же? Потом резкий спад?

— Да! Я точно улетевшая и растворившаяся в воздухе песня. Я не создаю ничего запечатлённого мыслью.

— Есть гораздо большее — ваш вклад в души людей!»

Как может звучать сама Чара Нанди, улетевшая и растворившаяся в воздухе песня?

Может быть, так?

Твой образ соткан из сиянья,
Из музыки далёких сфер.
Ты — воплощённое желанье,
Прекрасней всех земных химер.

Твой танец — это откровенье,
Где каждый жест — особый знак.
Ты даришь миру вдохновенье,
Развеяв безнадёжный мрак.

И песня льётся над планетой,
Простая, нежная, как сон.
Любовью искренней согрета,
Звучит она со всех сторон.

О, Чара, дева из Эллады,
Что в будущем смогла ожить,
Нет для души иной отрады,
Чем верить, чувствовать, любить.

Встречайте новую песню «Чара Нанди», слова, музыка и вокал — искусственный интеллект, видео — специально подобранные картинки из интернета.

Верим, чувствуем, любим!